Большое кино для умного зрителя: есть ли у него будущее? 


К.ЛАРИНА: 13 часов 13 минут, добрый день! Радиостанция «Эхо Москвы» продолжает свою работу, у микрофона ведущая Ксения Ларина, мы начинаем передачу «Культурный Шок», которую можно было совместить с «Дифирамбом», что вполне естественно. В гостях у нас сегодня кинорежиссер, сценарист, актер, общественный деятель – Андрей Сергеевич Смирнов. Здравствуйте, Андрей Сергеевич! 

А.СМИРНОВ: Здравствуйте, Ксюша! 
К.ЛАРИНА: А возвращаясь все-таки к названию программы, безусловно, под это определение подходит то состояние, в котором я лично пребывала после просмотре фильма Андрей Смирнова «Жила-была одна баба». На этот просмотр я попала благодаря и Андрею Сергеевичу, и Юлию Гусману, и Юрию Александровичу Богомолову. Все знали, что я хотела, и поэтому я благодарна, что обо мне вспомнили, большое Вам за это спасибо, Андрей Сергеевич! 
А.СМИРНОВ: Не за что. 
К.ЛАРИНА: Безусловно, это культурный шок, потому что я лично вообще не могла говорить после этого фильма, настолько он меня потряс. Мы сегодня, собственно говоря, начнем с этой работы, наш разговор. А потом попробуем перейти на тему, которую я заявила в названии программы: «Большое кино для умного зрителя: есть ли у него будущее?». Собственно, то самое большое кино, которое завершил Андрей Сергеевич Смирнов, оно, конечно, требует своего выхода к людям, к народу. К народу, для которого, собственно, этот фильм и снят. И я лично убеждена – вот мы сейчас до программы говорили – что это зрительское кино, это невероятно эмоциональное, энергетичное. 
То, что касается смыслов, о которых, я надеюсь, мы сегодня поговорим в этой передаче, каждый для себя обязательно определит, про что это. А может быть, появится даже человек, который скажет: «Это про мою бабушку, или прабабушку». Я, кстати, когда готовилась к передаче, посмотрела сайт ruskino.ru, и там есть информация о Вашем фильме, и под ней люди пишут какие-то вопросы, или отзывы – фильма пока нет в прокате. Но, тем не менее, там огромное количество людей, которые говорят именно об этом: «Моя бабушка попала именно в эту мясорубку», «А вот история моей семьи», «У меня там родственники до сих пор живут». Много людей, которые снимались в массовке у Вас там, вспоминают про это счастливое время, и ужасно все хотят посмотреть это кино. Короче, я Вас поздравляю! 
А.СМИРНОВ: Спасибо! 
К.ЛАРИНА: Уверена, что это кино, у которого есть будущее. И давайте тогда вернемся тогда к началу. Это не о Тамбовском восстании, безусловно, как многие думают. Тамбовское восстание – это, что называется, исторический контекст. Действие фильма начинается в девятом году и завершается в двадцать первом. И, собственно, на главную героиню падает этот невероятный, невыносимый, исторический груз. С одной стороны – это фон, а с другой стороны – это фон, который врывается в частную жизнь, который её ломает. Под этим катком погибают, уродуются. Сначала конкретный судьбы, а потом понимаешь, что это уродуется мир вокруг тебя, уродуешься ты в нем. И последствия этой катастрофы, невероятные, под названием «Гражданская война», мы ощущаем до сих пор. Я думаю, что Андрей Сергеевич тут со мной согласится. 
А.СМИРНОВ: Разумеется, вот Вы говорите, что это картина зрительская. Я тоже так, честно говоря, думал, пока писал сценарий, пока делал эту картину. Но вот сегодня, 18 июня 2011 года, я стою перед реальной перспективой, что этот фильм никто не увидит. Крупнейшие прокатные компании, которым я показывал фильм. Две из них, по крайней мере, уже ответили мне решительным отказом. 
К.ЛАРИНА: Чем мотивируют? Или у них не принято? 
А.СМИРНОВ: Они говорили комплименты по поводу режиссуры, по поводу картины, но они не видят коммерческих перспектив у этой картины. Они мне объясняют, что сегодняшняя кино-аудитория России – это подростки, 14, максимум 25-26 лет, это поп-корн, это кока-кола. Эта публика не пойдет на этот фильм. А те, кто старше 30 и которых могла бы заинтересовать эта картина – в кино не ходят. Я задумался, услышав это от двух авторитетных людей, занимающихся прокатом не первый день. Но мне кажется, что у них нету достаточного опыта. Дело в том, что прокатывается сегодня в первую очередь: Голливуд, голливудская продукция. Как мне объяснил один из них: « У нас 52 премьеры в год. То есть каждую неделю, ровно 52 недели в году. И дня нас остановка для российской картины даже на несколько дней – это финансовая катастрофа». Значит, они прокатывают либо вот все эти «Трансформеры», «Пираты Карибского моря», либо из наших в лучшем случае «Любовь-морковь». 
Или, там в свое время, я с большим уважением отношусь к высокому профессионализму Тимура Бекмамбекова, это два «Дозора», это не мое кино, но я не могу не восхищаться его профессионализмом и мастерством. Либо же узкий ручеек так называемого арт-хаусного кино. Но дело в том, что этот фильм, с моей точки зрения, не относится ни туда, ни туда. Но я убежден, что у него есть коммерческий потенциал. И мой главный зритель – это российская провинция, прежде всего. Потому что, Вы правы, это рассказ о том, что случилось с нашими бабушками, если человек моего возраста, или прабабушками, если это молодой зритель, и прадедами. Это прошло катком через каждую семью. Да и сегодня вряд ли найдется семья, у которой не было ближайших родственников или крестьянства. Что произошло с Россией, потому что в 17 году по официальной переписи 83% относили себя к крестьянскому сословию. 
И, конечно, мысль о том, что вот те самые люди, о которых я думал, 25 лет без полгода от замысла до окончания картины, прошло 24, 5 года. И вот мысль о том, что эти люди, для которых мы старались, это же не только мой труд, это же, Вы видели, огромное количество людей: актеров, техников, администрации, которая нам помогала, в Тамбовской Губернии, Минская студия, где делали павильон. И что, этот весь наш труд не увидят те, для кого этот фильм предназначался. Конечно, эта мысль меня повергает в трепет. 
К.ЛАРИНА: А политики тут никакой не усматриваете? 
А.СМИРНОВ: Я не вижу тут никакого политического, понимаете. Вы видели, её же назвать нельзя ни антикоммунистической, ни почвенной. 
К.ЛАРИНА: То, что может, что какой-нибудь идиот скажет, что это антироссийская картина? Запросто, я не удивлюсь. Потому что так безжалостно говорить о том, что с нами сделали, с «нами» в широком смысле этого слова, и о том, вот что превратилось сознание русского народа, российского народа, вот что мы выродились, с чего началось…Вот для меня это кино! Точка отсчета, с чего начало вырождение, вырождение вот именно в том самом смысле, смысле духовном - извините за такое пафосное слово, не очень его люблю – но чтобы понимать, про что кино. И оно невероятно цепляет. Ты понимаешь, что это про тебя, вот ты это кожей ощущаешь, что это про тебя. И там, по сути, такой исторический приговор. Я вот не вижу перспектив после этого, я не понимаю, как из этого выбираться. Когда я посмотрела этот фильм, я не понимаю, если у меня шанс жить дальше, если ли у меня шанс выжить. 
А.СМИРНОВ: Ну почему же? Мне так не кажется. 
К.ЛАРИНА: Скажите? 
А.СМИРНОВ: Финал мне не хотелось бы раскрывать. 
К.ЛАРИНА: Не надо, мы не будем рассказывать. Почему до слез прошибает, Андрей Сергеевич, я Вам объясню. Много чувств испытываешь, когда ты «входишь» в этот фильм и когда ты его «пожираешь» буквально. И вот мои слезы, в конце, в финале, после титров, они были от бессилия, от страха, от какого-то невероятного позора, который я в себе несу вместе с этими героями. 
А.СМИРНОВ: Понимаете, вот Вы сказали, о том, что с нами сделали. А кто с нами это сделал? Евреи, немцы – это ж мы сами с собой это сделали! Мне кажется, что больше всего, если говорить о глубинном смысле, который совершенно необязательно выявлять умными словами юному зрителю какому-нибудь, который лежит все-таки под этим, это фраза Константина Леонтьева, сказанная в 90-х годах 19 века о том, что: «Христианство на Руси ещё не проповедано». Вы помните, там эпизод с героем, которого играет Максим Аверин, который отсидел на каторге за убийство жены, и когда он говорит… 
К.ЛАРИНА: «Покаяния нашего народа нет». 
А.СМИРНОВ: Он говорит: «Покаяния у нас нет». Такой лютости, как у нашего брата, ни в какой земле не видать. То есть речь-то идет не просто о том, что большевики на немецкие деньги на нашу землю привезли это. От семьи идет! От того, как в Росси человек относится к человеку. 
К.ЛАРИНА: На насилии все построено. 
А.СМИРНОВ: Недавно я читал социологическое исследование: сегодня в России 64 или 65% людей заявляют, что они не доверяют никому, кроме своей семьи. Какое-то страшное количество молодых людей, не помню точно процент, но огромный, вообще не видят для себя будущего. Что это? Откуда это? В отношении человека к человеку это все. Если мы все-таки не нация дикарей, когда-нибудь мы дойдем до мысли, что сказал Христос: «Возлюби ближнего как самого себя». Пока хотя бы какое-то большинство народа не поймет, что практическая заповедь в повседневной жизни, так и будем жить, не доверяя никому и пытаясь «сожрать» друг друга. 
К.ЛАРИНА: Вот то, о чем говорит Андрей Сергеевич Смирнов, есть иллюстрация к этому, к абсолютной, конкретной жизни, конкретной судьбы героини, Варя её зовут, да? 
А.СМИРНОВ: Варвара. 
К.ЛАРИНА: Которая появляется на наших глазах впервые, когда она выходит замуж, и с насилия начинается все. Её жизнь сознательная начинается с насилия. Как я понимаю, её насильно выдают за человека, потому что он из богатой семьи. Насилие – первая брачная ночь, это насилие мужа над молодой женой. Затем идет насилие со стороны домашних: со стороны свекра, со стороны вот этой невестки, которая жена брата, да? И это насилие – насилие на насилии. Вот такой каток, снежный ком, который в итоге превращается в то, чем у Вас кончается фильм. Мы решили не раскрывать секреты, не будем говорить. Это постоянное убыстрение этого процесса страшного, это понимание, что ты не можешь увернуться, ты все равно в него попадешь, нельзя отойти в сторону от этого всего, потому что ты внутри находишься этого колеса. Вот «Красное колесо» Солженицына, да? Мы сами, получается, мы внутри него. 
А.СМИРНОВ: Солженицын же об этом же пишет. 
К.ЛАРИНА: Так вот, смотрите, как мы страстно об этом говорим, Вот представьте себе, дорогие друзья, что фильм, он пробуждает именно эти чувства, помимо мыслей, ещё и чувства, невероятно сильные. И мне кажется, что это, безусловно, кино для зрителя, для того, чтобы он сопереживал. А там сопереживание начинается с первой секунды. Без этого невозможно! Это кино, это зрелище, это зрительское кино, я на этом настаиваю! Как же это можно сказать, что не коммерческого успеха. В конце концов, Голливуд, о котором мы тут вспомнили, там тоже бывает кино очень серьезное, невероятно мощное, философское кино. И они же его показывают, его же смотрят. Или не смотрят? 
А.СМИРНОВ: Да конечно смотрят! Голливуд спокойно себе, не смотря на то, что там существует пиратство, существует интернет, но все-таки с этим борются, и каким-то образом… Во-первых, не надо забывать, что в Америке в 7 или в 8 раз больше кинотеатров, чем у нас на душу населения. 
К.ЛАРИНА: Но в кино-то ходят дети у нас, все равно. Тут они правы. 
А.СМИРНОВ: Но у нас последние цифры ужасающие, при том, что идет в основном, чуть ли не 90% голливудской продукции, а средняя заполняемость залов за 2010 год из существующих 2500 – 18%. Меньше 20! То есть из пяти кресел в лучшем случае заполняется одно. Поэтому надо строить кинотеатры, я очень поддерживаю проект, с которым носится Федор Бондарчук, что товарищи, необходимо построить ещё хотя бы 1500 кинотеатров. Правильно! Но встает и второй вопрос: как туда затащить зрителей? 
К.ЛАРИНА: Вопрос! Потому что все равно можно назвать какие-то работы, которые появляются, интересные, молодых наших режиссеров или среднего поколения, которые получают призы на международных фестивалях, они же проваливаются в прокате, Вы же видите. У нас Звягинцева никто не смотрит. Я не знаю, вот фильм «Елена», даст Бог, выйдет с Вашим участием, вот посмотрим, какой у него будет прокат, да? На это кино не ходят. Вот что случилось? Зритель куда-то исчез? Зритель в телевизоре. Он ждет, когда в телевизоре покажут – там он будет смотреть. Обязательно. А в кино я не знаю, пойдет ли человек в кино. И дорого. И потом, нет такой привычки. Это вот у нас была такая привычка. А у людей, которые сегодня живут, тяжело. 
А.СМИРНОВ: Вообще институт семейного похода в кино в России исчез, растворился, сегодня этого нет. Тому виной и дорогие цены… Но и то, я знаю, как в провинции, где-нибудь в Тамбовской Губернии, или в Нижегородской, как люди жаждут смотреть про российскую действительность, про российские реалии, но у них нет этой возможности. Физически нет. Сельские кино-клубы перестали существовать, из деревни надо ехать куда-то в город, чтобы что-то увидеть. Они все сидят у телевизора. А по телевизору идут сериалы, Конечно, есть и очень хорошие сериалы, но их процент ничтожен. 
К.ЛАРИНА: Кстати, буквально в передаче предыдущей, мы с Ирой говорили про фильм Николая Досталя «Раскол». 20 серий серьезнейшего кино. Не знаю, как они пройдут, как они будут показывать, они вот планируют на «России» выпустить, наверное, в конце лета. 
А.СМИРНОВ: Я тоже с нетерпением жду, потому что это хороший режиссер. 
К.ЛАРИНА: Вообще, хорошо, что Вы есть все. Как хорошо, что Вы сняли это кино. Как хорошо, что Вы сделали это, Андрей Сергеевич. В конце концов, ну! Увидим. 
А.СМИРНОВ: Я потом расскажу Вам. 
К.ЛАРИНА: Вот что я хотела заметить по поводу фильма «Жила-была одна баба» - напомню, что в передаче у нас в гостях Андрей Сергеевич Смирнов, автор сценария, продюсер и режиссер этой картины – что когда вот говорят «народ и власть», фильмы на эту тему возникают, обычно у нас такая темная сила – народ, такая мутная, неперсонифицированная, и очень конкретные представители власти. У Вас ровно наоборот. Я стала вспоминать, все эти люди, которые сегодня они… Сегодня они рулят, а завтра они не рулят, завтра другие, там белые, зеленые, красные, голубые и какие угодно. Они все… Лица стерты. Они никакие абсолютно случайной волной вынесенные сюда. И как персонифицирован каждый человек, который представляет так или иначе народ. 
Это я Вам говорю, но я это говорю аудитории, что я давно, а, может быть, даже и впервые увидела, что массовка состоит из людей, из конкретных людей, там нет ощущения ряженности, что нагнали толпу, нарядили в костюмы, и сказали: «Голоси, толпа!». Нет, они все живые люди! Там эпизоды, каждый эпизод – судьба. Эта маленькая роль, вот Вы вспоминали Максима Аверина, там у Вас много таких небольших, маленьких ролей, но это настолько объемные все работы. Агриппина Стеклова замечательная. Дуся Германова, Алексей Шевченко – замечательный актер, прекрасно здесь у Вас играет, Алексей Серебряков – возлюбленного героины играет, это, как я понимаю, единственная любовь, настоящая, которую так раскатывают на её глазах. Сама вот Дарья Екомасова, не назвали ещё имя, главная героиня – уникальная. 
Я впервые увидела в своей жизни, что такое «она почернела лицом», «почернела от горя», вот это буквально Вам изобразил художник на экране, как это происходит, не только внешне, но и внутренне, что происходит с человеком. Кого я ещё не назвала? Романа Водянова, которого Вы все знаете, но здесь просто какое- то невероятное открытие, просто… Хочется всех уже назвать! Всеволод Шиловский, не назвали, который играет роль как раз соседского священника, тоже судьба трагическая, невозможная, действительно играет как герой! Как герой погибает слепой человек. 
А.СМИРНОВ: Вот мне интересно, русская православная церковь заметит или нет Шиловского в этой роли. Потому что сначала вместо помощи мне только чинили препятствия: в храмах вообще не разрешили снимать. 
К.ЛАРИНА: А нужно разрешение спрашивать? 
А.СМИРНОВ: Конечно. Потому что священник побаивается, как бы его за это дело не одернули. Мало того, мне приходилось, идти с письмом в Синод к тогдашнему управляющему Патриархией Митрополиту Калужскому и Боровскому КлимЕнту, почему то они его называют КлИментом, и доказывать, что сценарий заслуживает поддержки, благодаря его разрешению нам удалось снимать в этом Задонском Монастыре. 
К.ЛАРИНА: Я знаю, что надо делать. Мне подсказал канал EuroNews, по которому только что проехали два человека на велосипедах. Товарищи, надо в Ново-Огарево показать, это же путь, испробованный Вашими предшественниками. 
А.СМИРНОВ: Вы знаете, я думаю, куда идти. 
К.ЛАРИНА: Вот! 
А.СМИРНОВ: Дело в том, что идти к власти, к властям предержащим… Но дело в том, что сегодня в России нет государственных кинотеатров, они все частные. Значит что – просить, чтоб власть вмешивалась в чей-то бизнес. 
К.ЛАРИНА: Ну Путин же сказал, что «Кинотавр» надо подправить, регламент изменить, он же уже вмешивает, активно. 
А.СМИРНОВ: Но тем не менее, как то рука не поворачивается, как говорится, «поднять и попроситься». Идти к богатым людям – они и так помогли. Вот я хотел Вам рассказать, когда лет, наверное, 10 назад или 12, была «Неделя российского кино» в Стокгольме, зашли ко мне в номер замечательные два режиссера: Марлен Мартынович Хуциев и Георгий Николаевич Данелия. Мы там выпили по рюмке, посидели, поболтали, и они говорят: 
- Что ты делаешь 
Я говорю: « Да вот, сценарий пишу». 
- А денег много надо? 
Я говорю: «Синопсис посчитали на «Мосфильме». 
- Сколько? 
- Говорят, 6 миллионов долларов. 
Они оба: «Ха-ха-ха, где ты в России найдешь такие деньги?». 
Так и 6 миллионов долларов – нашлись же эти деньги. Часть дало государство, а часть – частные инвесторы. 
К.ЛАРИНА: Там кстати у Вас, извините за выражение, «братская могила», в конце, благодарим там всех, и просто, когда читаешь эти фамилии, не знаешь, плакать или смеяться. Там и Абрамович, и Сурков, и Министра Культуры, все там есть. 
А.СМИРНОВ: Министра Культуры там нет. И Абрамович, и Вексельберг, Сурков, и Альфред Кох – это люди, которые реально помогли собрать деньги. 
К.ЛАРИНА: Ну так если помогли, если есть Сурков, как представитель действующей власти, они что, не могут помочь с прокатом или это невозможно? 
А.СМИРНОВ: По идее это не в их компетенции. Но это частный бизнес, как они будут в этом. 
К.ЛАРИНА: Как это, кто это решает? Я же не знаю всех этих механизмов, Андрей Сергеевич. Когда там говорят, сколько-то копий, без Михалкова не обойтись, когда выпускал свое «Утомленные солнцем-2», это же была, всесоюзная, извините за выражение, премьера. Значит, есть рычаги! Рычаги-то есть!
А.СМИРНОВ: Давайте обойдем, давайте вспомним о результате, поэтому надо быть осторожным в этих вещах. В данный момент, я просто абсолютно растерян и не понимаю, как это довести эту картину до моих зрителей. Я слабо надеюсь на фестивальную судьбу этой картины. 
К.ЛАРИНА: А Вы, кстати, представляли на каком-нибудь фестивале? 
А.СМИРНОВ: Ну «Канны», по-моему, даже и не удосужились посмотреть. Из «Венеции» я получил отказ. Значит, остается там что ещё: «Сан-Себастьян»… 
К.ЛАРИНА: «Карлова Вары». 
А.СМИРНОВ: «Карловы» Вары я не думаю, что стоит лезть в «Карловы Вары», потому что, по известным причинам, восточно-европейское кино там находится под особым как бы… Отношение к нему особое, и я не могу винить людей в том, что оно такое. Но дело не в этом! Дело не в том, что фестивали… 
К.ЛАРИНА: «Берлин». 
А.СМИРНОВ: «Берлин» только в январе, это полгода, осенью, я надеюсь, картина выйдет в России. «Берлин» это очень такой характерный фестиваль, где, я бы сказал, красновато-розоватый, потому что социальная проблематика ими очень там продвигается. Я бы очень не хотел, чтобы эту картину смотрели как картину по социальной или политической проблематике в России, она не об этом, у нее другой человеческий потенциал. Потом, понимаете, пока я писал сценарий, на моих глазах менялся кинематограф. 
К.ЛАРИНА: А Вы начали когда, простите? 
А.СМИРНОВ: В 1987 замысел, строить начал где-то в 1991 году. Сама мысль о таком сюжете могла прийти только, когда ясно стало, что цензуры действительно не будет. Вот тогда я и записал это в дневничке у себя. Где-то в 90-е годы я начал писать с перерывами большими. Но все это время я пытался анализировать сегодняшнюю аудиторию. И в кино ходил, и смотрел, что там за пацаны и девчонки сидят, как они на что реагируют. То есть я понимал, что мне предстоит встретиться со зрителем совсем другим, чем с тем, с кем я имел дело в своей прошлой кинематографической жизни. Это зритель, воспитанный Голливудом. Но я это учитывал при построении картины. 
К.ЛАРИНА: Да, это чувствуется. 
А.СМИРНОВ: То есть сюжет должен быть достаточно острым, что любовная история должна быть интересной, обильной, сильной, там же 3 кило любви в картине, понимаете. 
К.ЛАРИНА: И жестокость, и насилие, пожалуйста. Хотите – пожалуйста. 
А.СМИРНОВ: И существенное, главное в сценарии стало рождаться, когда я понял, что главной героиней должна быть женщина. Простая русская баба, потому что именно она выносит на себе весь кошмар и гражданской войны, и социальных потрясений, и вот того вырождения народа, о котором говорили Вы. 
К.ЛАРИНА: Даже Шевчук есть! Есть персона, которая должна быть манкой, притягивающей, как говорят – медийные лица. Вот у Вас есть такой лицо, супер-медийное, да? 
А.СМИРНОВ: Дело в том, что мы с Шевчуком же сделали ещё одну картину. 
К.ЛАРИНА: «Свобода по-русски». 
А.СМИРНОВ: Которую никто там толком и не увидел. Документальный большой проект, где Юра был ведущим, и делал это превосходно. И кроме того прочего, он человек, вызывающий доверие аудитории, у него такая репутация, как у певца и как у общественного деятеля. 
К.ЛАРИНА: Сыграл прекрасно. Я скажу, что Юрий Шевчук сыграл роль атамана, командира Антоновского отряда, естественно, он там поет в кадре, когда это войско движется по дороге, и потом выступает на митинге. И вообще, очень смотрится органично, как профессиональный, интересный, глубокий артист это сделал. Молодчина. 
А.СМИРНОВ: Так и есть. Я сам очень доволен. Я с самого начало, дело в том, что действительно, песня «Трансвааль, Трансвааль, страна моя», очень популярная в России во время англо-бурской войны, она странным образом возродилась во время гражданской войны. Действительно, была как бы гимном Антоновских партизан, зеленых. Ведь ты же была в момент вспышки, осенью 1920 года, когда в Каменке восстание вспыхнуло с огромной силой, к зиме у Антона было почти 50 000 бойцов. Это как у Пугачева. И эта песня была как их гимном. 
К.ЛАРИНА: Слушайте, а вот, кстати, про восстание про само, исторический факт, Андрей Сергеевич, там же было химическое оружие, насколько я помню. Именно против собственного народа. 
А.СМИРНОВ: Дело в том, что действительно, по приказанию Тухачевского, летом 1921 года по селу Кипец, оно было обстреляно ипритными снарядами. Есть документы соответствующие, правда, никого они там не отравили, потому что жители все убежали в лес. 
К.ЛАРИНА: Но факт был. 
А.СМИРНОВ: Как Вам сказать, это единственный в мировой истории факт применений химического оружия в гражданской войне. То есть в братоубийственно войне, против собственного народа. 
К.ЛАРИНА: Вы, наверное, слышали, что депутат Мединский предложил пересмотреть в этом смысле сложившиеся отношения к этому историческому факту. И признать геноцидом вот этот случай, период в истории, геноцидом русского народа. Это буквально на прошлой неделе произошло, он выступил с такой инициативой. Его «зашикали» со всех сторон: и правозащитники сказали, что ни в коем случае, ну и естественно, коммунисты, это понятно. 
А.СМИРНОВ: Я немножко знаю Мединского, когда мы снимали тот проект, мы встречались, я очень рад такой инициативе. Но понимаете, если, вглядитесь в тот фильм, о котором мы говорим сегодня, так ведь, а что такое Октябрьский переворот, все, что за ним последовало, и 74 года советской власти. Это последовательный геноцид российских народов. Нельзя сказать русского народа, хотя жертвы количественные, вероятно, русские понесли самые большие, но в процентном отношении, думаю, что калмыки, или чечены, или ненцы, или якуты, пострадали больше. Конечно, это геноцид. И пока мы открыто это не признаем, по самым скромным подсчетам сегодня, я так полагаю, что порядка 100 миллионов людей погибло за годы советской власти. Война, естественно, «съела» из них 30 или 40, но все остальное – это лагеря, это принудительный рабский труд, это гражданская война. Есть чего вспомнить. 
К.ЛАРИНА: Здесь, кстати, ещё одна тема очень прослеживается, опять же, глазами народа. Мы же все глазами героини, героев воспринимаем все, что они видят. И мы видим ровно столько, сколько они. Нам больше не показывают. Нам не показывают заседания в Кремле, нам не показывают заседания Военного Совета, как принимаются решения, мы видим ровно столько, сколько видят эти люди. И очень смешно, как там они по-своему интерпретируют персонажей тогдашних, как про Ленина очень замечательный этот рассказ, который как его посадили на цепь. Вы лучше расскажете! 
А.СМИРНОВ: Дело в том, что там есть кусочек, взятый из записных книжек Бунина. «Он и Ленин-то не настоящий, подменили давно!». А дальше я это развил: «А тот куда делся? Поймали его, хотели убить, да ловок дюже, цепку сгрыз, в Китай утек! У него тама в Америке трактир и два паровоза». 
К.ЛАРИНА: Чудесно! Давайте про актеров скажем. Вообще, 30 лет Вы не говорили никому: «Мотор!». Как вообще это произошло? Вы помните свои чувства от первого съемочного дня? 
А.СМИРНОВ: Первый съемочный день я не хочу вспоминать, я чувствовал себя крайне неуверенно, чувствовал, что у меня ничего не получается, началось это с тяжелой съемки в Задонске, около Задонского монастыря, с огромной массовкой. Но я с удовольствием расскажу, очень трогательный дня меня случай, на третий день съемки. Мы в степи на берегу Дона в нескольких километрах от Задонского монастыря, который виден вдали. Массовка человек 600: дети, лошади, черти в ступе. Вдруг раздается звонок мне на мобильный, это звонит Андрон Кончаловский. 
- Откуда? 
- Из Лондона. 
Мы однокурсники, но это режиссер, которого я ценю очень, люблю его творчество. 
Он говорит: «Ну как ты, что ты?» 
И я ему, я ушел в степь, чтоб не слышали остальные, говорю: «Ужас, Андрюша! Снимаю такую дрянь, и ничего не могу сделать, ничего не соображаю, вечером в ужасе смотрю, что снял, и перед людьми стыдно, ну хоть бросай». 
Он меня сурово отчитал. Говорит: «Ты что, дурак? А ты что ждал? 30 лет не снимал, а тут у тебя шедевр из-под рук польется? Да успокойся, утихомирься, пройдет 3-4 дня, руки-то вспомнят!» 
Это было очень трогательный звонок от коллеги, он меня как-то ободрил, и действительно, через несколько дней я стал чувствовать себя увереннее. А что касается актеров… 
К.ЛАРИНА: Долго вообще подбирали? 
А.СМИРНОВ: Конечно. Были долгие пробы на каждую из ролей, но не на всех. Единственный актер, для которого писалась роль…. 
К.ЛАРИНА: Шиловский. 
А.СМИРНОВ: Шиловский, который не хотел сниматься, я его еле уговорил. Остальные же: и главная героиня, и все члены семьи – были подробные пробы. На Мадянова никто тоже не пробовался, дело в том, что я Рому Мадянова помню подростком, когда он снимался у Данелия фильме «Совсем пропащий», играл Гека Финна. А тут мы столкнулись – уже взрослый человек – на съемке «В круге первом» у Андрея Панфилова. Он оказался моим партнером, он играл Абакумова, а я играл инженера Бабыкина, зека. И как только мы начали текст проходить просто, ещё там ставят свет, познакомились… Я мгновенно почувствовал, какой это замечательный партнер, какой это артист, и я ему там сказал: «Вы будете у меня сниматься». И на эту роль никто не пробовался, кроме Мадянова. 
К.ЛАРИНА: А девочку как нашли? Героиню? 
А.СМИРНОВ: Как… Также были подробные пробы, практически все более или менее известные артистки этого возраста, этого типа, пробовались, но так получилось, что выбрали её. Причем группа как-то не очень доверяла сначала моему выбору. Но понимаете, она же до этого снималась, но снимала в эпизодах, это ее первая главная роль. Но там она прошла, конечно, хорошую «школу» меня на картине, столько замечательных артистов в кадре, я восхищен этим поколением актеров. Восхищен! Ведь в фильме снималось более 200 профессиональных актеров. И благодаря второму режиссеру – Ирине Третьяковой, ассистенту актеров – Татьяне Тальковой, набрали всех этих актеров. А так как мы снимали в глубине России, а Тамбовской Губернии, кроме московских и петербургских актеров, там снимались актеры из Тамбова, Мичуринска, Ельца, Липецка, Самары, Саратова, Ростова, Костромы, Нижнего – огромное количество актеров самых разных возрастов. Конечно, бывали и ошибки, без этого не бывает, но, в общем и целом, по-моему, это неласковая земля продолжает рожать таланты с той же регулярностью. 
К.ЛАРИНА: А я ещё хочу сказать, в добавок того, что Вы сказали, мне кажется, что актеры – и Ваши, которых Вы сняли, и которые ещё ждут такой роли… Нину Русланову не назвали! Блестящая, потрясающе! Они истосковались по настоящему, потому что профессия, к сожалению, девальвировалась за последние годы, с приходом вот этой фигни: мыло, гламура и прочего-прочего. А здесь прям видно, насколько люди, с каким, даже не удовольствием, а с такой… Взахлеб работают! Такой запас ещё остается у каждого! 
А.СМИРНОВ: Не могу не вспомнить с благодарностью, с каким энтузиазмом они практически все работали. Парни, девушки, актеры постарше. Действительно, как будто Леша Шевченко – вот Вы его вспомнили – абсолютно готов, и приезжал на съемки. В основном актеры были такие, вот только «дунь» - и все будет хорошо. Вот вы говорили о том, что крестьянская масса не кажется ряженной. 
К.ЛАРИНА: Да, живые, все живые. Кто научил так работать массовкой? Не умеют же сейчас совершенно с массовкой работать, Андрей Сергеевич! 
А.СМИРНОВ: Замечательная массовка! 
К.ЛАРИНА: Вот Вы им что говорите? «А сейчас все упали и закричали: «А!». Что Вы им говорите? 
А.СМИРНОВ: Во-первых, Вы знаете, как они одеты. Замечательный художник по костюмам – Людмила Гаинцева. Декорации ведь выстроены! Сегодня нет «из соломенной крыши» - это ж целую деревню построить! Художник – Владимир Гудилин. Операторы: Юрий Шайгарданов, Николай Ивасив, которые сняли. А бабки тамбовские! Мы подружились же с ними: там же они у нас и поют, и в кадре, и за кадром, они считают, что это вообще про них. Эта земля настолько полита кровью, что мы вот выбрали церковь в селе Кривополянье, просто по его живописным… Она как раз той эпохи, стоит на холме, обшарпанная – это то, что нам надо, сельский храм такой. Вот когда начали снимать сцену расстрела заложников, и выстроили актеров, одна из наших подруг – Баба Маня, или Баба Катя, не помню, которая из них – привела с собой свою тетку 92 лет. 
К.ЛАРИНА: Которая все помнит? 
А.СМИРНОВ: И эта тетка мне сказала: «Сергеевич, вон где стоит тот бородатый, стоял мой папа, мне было 4 года, когда его здесь шлепнули». Понимаете? И вот мысль о том, если не сама эта Баба Катя, а хотя бы Баба Маня, её племянница, не увидит эту картину, повергает меня в трепет. Потому так играет массовка, потому что они убеждены, что это про них, про их родителей и так далее. Мне приходилось им рассказывать просто, потому что «мы же Иваны, не помнящие родства», никто ничего не помнит. 
В селе Паревка – огромное село – где в 1921 году в один день расстреляли 80 заложников, а мужики-то все в лесу, у Антонова! И эти 80 заложников – кто? Старики, подростки и бабы! В три приема расстреляли. А сегодня там стоит двухэтажная школа, и музей есть. Учительница меня повела. А кто висит в музее? Председатель сельсовета, убитый антоновцами, и чекист. Я говорю: « Как же так, это же, это вот ваших дедов и бабок!». А учительница говорит: «Ну а что, нас так учили». Я говорю: «Пора бы уже за эти 20 лет переучиться!». И повесить фотографии тех, кого расстреляли, кто сражался у Антонова, а потом сидел в лагерях. Вот что мы сегодня такое? Что мы помним про наше прошлое? 
У Американского философа – я вспоминаю все чаще и чаще – Джозефа Сантаяна есть высказывание, которое часто ставят эпиграфом, часто цитируют. Я толком читал его два философский очерка, а знаю его, в основном, по этой фразе. Он говорит: «Те, кто не помнит прошлое – обречен переживать его вновь». И это прямо про нас! Пока мы в своем прошлом не разберемся, не назовем все «своими» словами: геноцид – геноцид, на германские деньги в запломбированном вагоне, ещё несколько миллионов получали от генерального штаба, известно, команда приехала. Уже все документы опубликованы, все известно. А этот людоед стоит в каждом селе, в каждом городе до сих пор, лежит на Красной площади. Вот пока он будет стоять, пока он будет там лежать спокойно - так и будем жить, поедая друг друга. 
К.ЛАРИНА: В фильме есть замечательный образ, когда расстреливают возлюбленного героини, ей кажется, что убили её. Она просто в своем воображении падает на землю, как будто бы её разорвало сердце буквально. Вот мне кажется, это то, о чем Вы говорите. Чтоб мы так воспринимали то, что было до нас, как будто с нами это делали. Вот это понимание. Оно должно добавить сознание какое-то, что то, что сегодня происходит, это мы делаем собственными руками. То, что было вчера – это тоже наши руки, наши сердца, наша кровь, да? Это вот длится и длится. Это вот непрерывность. То что есть у европейского народа – ощущение непрерывности в истории – у нас его нет. Может быть, поэтому? У нас нет ощущения непрерывности. 
А.СМИРНОВ: Понимаете, первая попытка восстановить эту непрерывность – это Солженицын, это «Архипелаг Гулага», это «Красное колесо». И «Красное колесо», как бы ни было трудно читать его некоторые узлы, но должно быть в школьной программе! Каждый ребенок должен знать! 
К.ЛАРИНА: Сейчас есть «Архипелаг Гулага». 

А.СМИРНОВ: Слава Богу! Слава Богу, может быть, те пацаны, которые только сейчас пошли в школу, может быть, они вырастут с иным сознанием. Но пока что, понимаете, для меня, конечно, мне уже 70 лет, удастся ли мне что-то сделать или нет, но для меня, конечно, это главный фильм моей жизни и единственный, который был сделан в условиях отсутствия цензуры. Где все недостатки этого фильма – это только мои промахи, а не чьи-нибудь. И, конечно, я мечтаю, чтобы Россия увидела эту картину.
К.ЛАРИНА: Спасибо больше, Андрей Сергеевич! Я тоже надеюсь, что картина заживет своей жизнью уже зрительской, сейчас до осени дожить. Но я думаю, что и у Вас там, в Вашем окружении люди максимально приложат усилия для того, чтобы картину увидел народ, для которого Вы её сняли и о котором это кино снято. 
Напомню ещё раз название фильма – «Жила-была одна баба». Андрей Сергеевич Смирнов сегодня был в нашем эфире, спасибо Вам! И ещё раз поздравляю с невероятной победой! 
А.СМИРНОВ: Спасибо.